Они слушали – «Призрачно все, в этом мире бушующем», «Надежда – мой компас земной», «На Лебяжьей канавке», «А люди идут по свету», «Каждый костер – когда-то догорит», «Каждый выбирает по себе – женщину, религию, дорогу».
– Мы победим – заметил Берия – такие песни, проигравшие войну не пишут. Войну, где проигравшие – только в рабы. Да, пожалуй убедили вы меня, Александр Михайлович, почти. Песни все – нашего мира, от души написанные. И в то же время, у нас абсолютно неизвестные – все! Чего не может быть. Значит, что следует, по бритве Оккама?
– Что они еще будут написаны – подхватил Кириллов – эта версия, единственно объясняет все! Подводная лодка, из конца века, неожиданно провалилась в наше время. Как должен вести себя экипаж? Сначала – конечно, шок, растерянность. Но ненадолго – на лодках, слабовольные не служат. Затем, мобилизация – и злость. Для их техники, оружия – «Лютцов» и «Кельн», это как для нас, корабли русско-японской. Поначалу шли – топя все. Затем – десять целей, если сосчитать боекомплект, возможно он у них на исходе, или по крайней мере, решили беречь. И чтоб хоть чем-то помочь – стали наводить наших на конвои. После, как я сказал – ударили по аэродрому, чтоб мы поверили. Чем – ну, может у них лодки, как подводные линкоры, всплыл и ударил главным калибром, с корректировкой. Катер подвернулся – опять в строку, подарить нам, все польза, а заодно с подарком. Ведь если у нас, написаны ученые труды по той войне – с подробным разбором ошибок, маршалов Фоша и Гинденбурга, в таком-то сражении, шестнадцатого года. Так и для них, эта война – история, открытая книга: факты, даты, фамилии. Они знают даже..
Он осекся. Посмотрел на Берию – а тот на него. Оба поняли, недосказанную фразу – «и когда мы умрем».
– Ничего еще не решено! – сказал Берия – поскольку в той истории, их не было. Ведь мы не смогли бы так – утопить эскадру, «Лютцов», «Кельн», прочих. Понятно – что это значит? Историю – можно переписать! И все случится – по иному, или не случится, совсем! Черт.. что творится, ведь!!! А почему – из конца века?
– Те слова, которые стерты. Будете меня бранить, Лаврентий Палыч, но я отдавал пленку нашим спецам, пытаясь отсеять помехи. Я приглашал одного музыканта, с абсолютным слухом – подписку о неразглашении, со всех. В общем, пропущенные слова, с большой вероятностью, звучат так:
В старом альбоме нашёл фотографии
Деда, он был командир красной армии
Сыну на память, Берлин 45-го
Века ушедшего воспоминания.
Значит – у них, мы будем в Берлине, через три года. «Дед», «века ушедшего» – значит, начало двадцать первого. Иначе – уже прадед, будет, по поколениям.
– Так. Что еще, про них можно сказать?
– Мне – первая их песня, покоя не дает. Что за «безнадежный бой», который они проиграли? Война – про которую та песня, «давай за жизнь», усталость, не победа? С какой войны – они к нам попали? С кем? Хотя – там, у Киркенеса, в спецгруппе высочайшей выучки, никто не знал язык вероятного противника? Бред, быть такого не могло! А вот английский – знали все!
– А отчего вы решили – что они попали, помимо своей воли? И – вернуться не могут?
– Я подумал сначала – что это, задуманный план. Но – не сходится. Если бы наши потомки, с самого начала, желали помочь нам выиграть войну – они бы сделали иначе. Например, перебросили бы ударную армию, на Белостокский выступ, двадцать первого июня. Или с самого начала, вышли бы на связь, давая информацию. Если же это, какая-то цель локальная – опять не сходится. Сделали бы – Тирпиц там утопили! – и назад к себе. А они – импровизируют, причем довольно удачно. На тему – чем бы нам еще помочь. И – не возвращаются.
– Разумно. Но отчего тогда они – уклоняются от прямого контакта?
– Есть у меня.. одно предположение. Сам не уверен, но.. Песни у них хорошие, патриотичные. Но – вот про социализм, коммунизм, не было нигде! А вот про «погоны» несколько раз, мелькнуло! Возможно, у них был контрреволюционный переворот. Восстановление монархии и капитализма. А может, и интервенция – англичан.
– Так. И – что из этого следует?
– А вы представьте, товарищ нарком – как если бы наша лодка, и провалилась бы в девятьсот четвертый, к началу русско-японской (знаю, что у нас с ними пакт – но и замполиты на Тихом уже сейчас экипажи накачивают, помни Порт-Артур, отомстим самураям). Что они делать будут? Ясно – топи японцев, и ведь реально было, весь флот Того утопить, чтоб не было Цусимы! А после – куда? Вроде, выбора нет: в других странах, такие же короли и империалисты, а тут хоть русские, свои. А с другой стороны, на носу пятый год, затем мировая, Октябрь и Гражданская, а они сами – «кухаркины дети» ,перед николашкой и адмиралом Колчаком!
– То есть, по вашему мнению, они после могут выступить против нас?
– Нет, что вы, Лаврентий Павлович! Я о том, что выбор этот, им сделать будет нелегко – и в море спокойнее, пока есть топливо, еда и торпеды, ну а воевать им, привычно уже, да и враг не такой, как тот с кем они там.
– Ну, если это так… Теперь вот, им подвернулся «Шеер», и черт его дернул, на свою голову! Они рады стараться, вцепились – и скорее всего, утопят. Черт с этим корытом – они бы нам здесь, нужны! А если все же – их? Какая бы супер-лодка ни была – но споткнуться, любой может, да и аварии случаются, и без войны! Короче – нам они здесь нужны, а не в море. То, что они знают – много важнее, чем какой-то «Тирпиц»!
– Как, товарищ нарком? Они ж наших приказов – слушать не будут. На взаимодействие положим, идут охотно – но лишь на равных! И если поставили себе задачу, «Шеер» утопить, то.. А после – так же «Тирпиц» станут караулить! Вот когда у фюрера кораблей не останется, совсем – или у них, торпеды к концу?